Надо продержаться еще полдня и одну ночь…

Аделина больше часа провела у изголовья кровати Кэти, держа Клару на руках. Момент интимный, с ласками, шепотом, тайными обещаниями… Но ужас и желание убежать подступали к ним со всех сторон…

Надо было ждать… Сидеть и надеяться на то, что они скоро уедут… Оставить это проклятое место и черные души… Навсегда…

– Огромное спасибо, – прошептал Давид, входя в комнату. В руках он держал свернутое покрывало.

Аделина поднялась и посадила ребенка на пол.

– Позаботьтесь о своей семье, – ответила она серьезно. – Когда Кэти проснется, вы ей будете нужны больше, чем когда-либо.

Давид молча кивнул, потом сказал:

– Надеюсь, завтра вы пойдете с нами. Мы уходим, как только взойдет солнце. Идти будет тяжело, может быть, даже опасно, но думаю, вы справитесь.

Аделина тряхнула головой, не поднимая глаз. Сложив руки на коленях, она проговорила:

– Я так не думаю… Надо быть реалистами… Вы… Вы просто предупредите полицейских… И они придут сюда за мной…

Давид взял Аделину за руку и посмотрел ей в глаза.

– Не говорите ерунды. Завтра утром… Я знаю, вы сможете… Вы хороший человек, Аделина…

В ее взгляде он прочел благодарность. Не оборачиваясь, она вышла из комнаты.

После пробуждения Кэти минут пять приходила в себя. Она видела как в тумане чужую комнату, лицо, склонившееся над ней. В голове крутились ужасные картины. Ад.

Наконец она хрипло прошептала:

– Как Клара?

Давид помог ей сесть на кровати. Кэти повело вправо, потом она с трудом нашла равновесие, затем дрожащими пальцами сорвала с губы кусочек кожи. Глаза у нее опухли. И ужасно чесались. В горле сильно пересохло.

– О боже! – простонала она.

Давид деликатно положил Гринча на одеяло у детской кроватки. Надел ему шапочку с прорезями для ушей, которая придавала ему вид боксера, и обмотал шею шарфом, чтобы скрыть длинный шов, идущий от одного уха к другому. Поросенок лежал на левом боку. Торчавшие из пасти клыки придавали ему счастливый и безмятежный вид. От причесанной шерстки исходил приятный аромат, перекрывавший вонь формалина.

– Я сказал Кларе не шуметь, потому что Гринч отдыхает, готовится к долгому путешествию через лес, – прошептал Давид.

Кэти упала в объятия мужа.

– Поверить не могу, что они такое сотворили, – прошептала она, тряхнув волосами. – Вот так убить бедное животное. Эта Эмма просто чудовище… сумасшедшая.

– Артур купил ее, как и всех нас.

– Ты знал? Знал, что будет с Гринчем?

Давид обнял ее за шею:

– Он сказал мне об этом на следующий день после нашего приезда. Он был настроен решительно… Мне… мне следовало предупредить тебя… Сделать так, чтобы вы не очень к нему привязывались… Но… я испугался… Испугался, что все закончится…

– Он… он псих, Давид. Этот тип – совершеннейший псих. И извращенец. Я…

Кэти погладила шрам мужа в виде бумеранга. Она еще не совсем владела пальцами.

– Что будем делать? – спросила Кэти.

Он прижался лбом ко лбу жены:

– Завтра, если будет солнечно, уйдем прямо с утра. Ты, Аделина, я и Клара. Я понесу переноску. С собой берем снегоступы, воду, еду и одежду. Джип стоит примерно в десяти километрах отсюда. Используем его для передышки, погреемся и отдохнем. Как доберемся до трассы, укроемся в машине Эммы и будем ждать попутной машины, которая отвезет нас в деревню.

Он рассчитывал на более бурную реакцию. Но Кэти была вялой, как будто сонной.

– Следы колес замело, – ответила она. – Выпало столько снега, что и дороги-то не видно, все белым-бело до самого горизонта. Мы можем потеряться. И потом, это опасно. Этот… этот Франц там бродит вокруг шале.

Давид крепко обнял жену:

– Слушай, я смог вернуться, когда был настоящий буран. Так что мы обязательно справимся. И потом, можно по дороге оставлять метки… кусочки ткани… Так мы сможем вернуться обратно…

– Пятнадцать километров… по холоду… С какой скоростью мы пойдем в этих снегоступах? Три километра в час? Тогда… тогда туда-обратно – десять часов… Не знаю, смогу ли…

– Сейчас не время отступать, Кэти! Черт! Ты же бывший боксер! Лучший из лучших! Это же твоя натура! Тебе нужно отдохнуть, вот и все.

Она сжалась в комок:

– Мне… Мне кажется, что я себе уже не могу доверять… Я…

– Ты сможешь! Так надо! Нам необходимо уйти отсюда. Эмма теряет остатки разума. Она… думаю, она больна. Шизофреничка или что-нибудь в этом роде. Она все понимает буквально. Делает из мухи слона. А если выйдет из себя, то вообще неизвестно, чего от нее ожидать.

Он опустил глаза:

– Вчера, когда я заблудился в лесу… Я… я понял, что вы значите для меня… Я больше не хочу оставлять вас одних… Я хочу защитить вас. Мы все начнем сначала, хорошо?

Она пристально посмотрела на забинтованный палец Давида:

– Что случилось?

– Ты не помнишь?

– Я… уж и не знаю…

– Не важно. Скажи просто, что завтра пойдешь со мной.

– Я пойду с тобой… В голове не укладывается, что ради того, чтобы стать ближе, нам пришлось такое пережить.

Она уткнулась носом Давиду в плечо, обняла его, подняла голову… И увидела.

Ее пальцы свело судорогой. Щеки стали ярко-красными.

На самом видном месте, на шкафу, лежала упаковка экзацила. Упаковка, которую она всегда старалась прятать от Давида.

Она приложила руку к виску и забормотала:

– Кажется, у меня голова кружится… Что… что он мне вколол?

– Мощное успокоительное. Валиум.

Если Давид обернется, все пропало. Ее жизнь, ее будущее. Он никогда ее не простит. Коробка выглядела непропорционально огромной в этой комнате, казалось, она звала: «Обернись, Давид, обернись! Твоя жена лжет! Обернись же!»

– Ты… ты не приготовишь мне чего-нибудь? Я… хочу есть… Я приду… Забери Клару тоже, пожалуйста.

Кэти не удержалась и еще раз посмотрела на коробку.

Давид перехватил ее взгляд. Он начал поворачиваться. Она всеми силами хотела удержать от этого движения, даже свернуть ему шею, если придется… Но было слишком поздно.

Сейчас он все узнает.

Вдруг раздался ужасный крик. Аделина. Из своей комнаты.

Давид обернулся на звук:

– Что там еще такое?!

Кэти не последовала за мужем. Она бросилась к шкафу, чуть не упала, встала на цыпочки, схватила коробку с лекарством и быстро засунула в карман.